Главная / Публикации / Т.А. Пономарева. «Потаенная любовь Шукшина»

Праздники детства

Позже, посмотрев фильм супругов Григорьевых о Шукшине «Праздники детства», поняла, откуда в Василии Макаровиче целомудрие, волевая сдержанность и умение ладить с людьми (правда, не с любыми), быть необходимым им.

Детство не баловало Василия Шукшина, как и многих его сверстников по Сибири, да и по всей стране тоже. Приходилось переносить и голод, и холод, и другие разные лишения. Все добывать «собственным горбом». До конца жизни.

В эту пору любил Вася Шукшин, как и все деревенские мальчишки, на конях кататься. Упросил мать уговорить бригадира взять его в ездовые — была в те времена такая должность на деревне.

— Кто, — возражал Марии Сергеевне бригадир, — воду-то ему станет в бочки наливать? Мал ведь еще.

— Он сам нальет по полведерочку! — умоляла женщина растерявшегося от ее натиска мужчину.

И уговорила-таки.

А Василий рад-радешенек, дитя малое, для него, росшего без отца, внимание старшего по возрасту — отеческая ласка.

Позже у Василия Макаровича, уже взрослого, рассказ появится, как воспоминание об этой счастливой поре, — «Дядя Ермолай» — о бригадире, пригревшем в детстве мальца. Автор ни фамилии, ни имени не изменил — такой благодарной память у него оказалась.

Заготавливая на зиму корм для скота, осенью в деревню сено начали свозить. Мария Сергеевна вновь побежала к бригадиру, выполняя настойчивые просьбы сына:

— Ермолай Григорьевич, возьми, бога ради, моего Васю-то копны возить на волокушах. Все хошь маленько да подработает. Дому подмога.

А дядя Ермолай в ответ:

— Я бы взял, мне-то што, да беда — ножонок-то у него не хватит, чтоб коню спину обхватить.

А Мария Сергеевна свое гнет — не сдается:

— Что вы, Ермолай Григорьевич, он цепко держится.

Взял и на этот раз Васю Шукшина добрый дядя Ермолай. Но и в поле мальчик прихватывал с собой неизменно книгу. Затолкнет под ремень брюк, рубашкой сверху прикроет для маскировки, в перерыв же, когда коней отпустят передохнуть, а ребятишки побегут кто ягоды собирать, кто пучки рвать1, Вася Шукшин присядет под кусточек или, наоборот, на солнышко, книжку раскроет и уткнется в нее зачарованно до того момента, как дядя Ермолай начнет сзывать босоногую ватагу на работу:

— Ну, хлопцы, по коням! Пора и дело знать.

Рассказ «Дядя Ермолай» написан был Шукшиным не только как благодарное воспоминание о детстве, но и как покаяние за «грех», совершенный в отрочестве:

Вспоминаю из детства один случай.

Была страда...

Во время этой страды дядя Ермолай и попросил ребятишек посторожить на току зерно. Увы, в те времена даже за горсть зерна, украденного у «государства», можно было схлопотать «места не столь отдаленные».

Но накатили тучи, обещая гром и молнии, с проливным дождем, и сорванцы не пришли сторожить ток, а забрались в первую попавшуюся копну, спрятавшись от разбушевавшейся стихии, где крепко и заснули.

Дядя Ермолай был ответственным человеком. Отправив детей сторожить зерно, он и сам вскоре за ними отправился следом: на всякий случай решил проконтролировать детвору. Слава богу, ничего не уворовали в ту ночь из колхозного добра, но провинившиеся Васька с Гришкой предстали перед правосудием в лице разгневанного односельчанина. У Шукшина это описано так:

— Да вы были там? На точке-то?

У меня заныл кончик позвоночника, копчик. Гришка тоже растерялся. Хлоп-хлоп глазами.

— Как это «были»?

— Ну да. Были вы там?

— Были. А где же нам быть?

Эх, тут дядя Ермолай взвился.

— Да не были вы там, сукины сыны! Вы где-то под суслоном ночевали, а говорите — на точке. Сгребу вот счас обоих да носом в толчок-то, носом, как котов пакостливых. Где ночевали?

Ребятишки сговорились не сдаваться до последнего, что окончательно вывело из себя дядю Ермолая, возмущенного такой неприкрытой ложью: он стоически взывал к совести сорванцов, упрекал, даже слезы смахнул от возмущения, но те упорно утверждали свое.

Для чего же бригадиру, видевшему и испытавшему в жизни многое, потребовалось утверждать истину? Он был потрясен, что «знающий правду человек ничего не может доказать, что наглая ложь при определенной последовательности поведения может сойти за правду и правоту».

Эта тема подспудно постоянно мучила и самого Василия Макаровича. Будучи уже взрослым и знаменитым, приехав в Сростки, посетил могилу дяди Ермолая, погоревал о хорошем человеке.

Незадолго же до своей смерти сделал многозначительную приписку к данному рассказу:

Не так — не кто умнее, а — кто ближе к Истине. И уж совсем мучительно — до отчаяния и злости — не могу понять: а в чем Истина-то?

Ведь это я только так — грамоты ради и слегка из трусости — величаю ее с заглавной буквы, а не знаю — что она? Пред кем-то хочется снять шляпу, но перед кем? Люблю этих, под холмиком. Уважаю. И жалко мне их.

Вечные носители истин — народные души, совесть в которых — основа основ, окончательно посеяли у писателя чувство вины и стремление утвердить на земле особую правоту, что заставит позже Шукшина написать:

Один, наверное, не прочитал за свою жизнь ни одной книжки, другой «одолел» Гегеля, Маркса. Пропасть! Но есть нечто, что делает их очень близкими, — Человечность. Уверен, они сразу бы нашли общий язык. Им было бы интересно друг с другом.

Пути-дороги Василия Шукшина были обычны для того сурового времени. Судьба «алтайского самородка» не отличалась от судьбы поколения.

Жили трудно, бедно, еле сводили концы с концами. Как в этом случае не вспомнить Талицкий березняк, куда, как и другие жители Сросток, наведывался за дровами и подросток Вася Шукшин, где и был изловлен стариком лесообъездчиком Анашкиным, в помощь которому для охраны леса местные власти выделили лыжников-допризывников. Василий шел в кольце бдительных стражей среди таких же отчаянных сорванцов, которые потихоньку договаривались фамилии при допросе назвать другие, чтоб не подвести родителей, а заодно и себя спасти от домашней экзекуции. Друг детства Александр Куксин, шагая рядом, полушепотом сокрушенно спрашивал у Шукшина:

— Вась, а Вась, какую фамилию-то мне сказать?

— Скажи — Сорокин.

Фамилия Сорокин не устраивала Сашку.

— Почему Сорокин-то? — допытывался Куксин.

— Был бы Орлов или Соколов — не плелся бы здесь! — с юмором ответил Василий.

Примечания

1. Пучки — побеги съедобных зонтичных растений. В Сибири и на Севере России их варят и употребляют в пищу.

 
 
Яндекс.Метрика Главная Ресурсы Обратная связь
© 2008—2024 Василий Шукшин.
При заимствовании информации с сайта ссылка на источник обязательна.