На правах рекламы:

• Купить арматуру по низкой цене в Йошкар-Оле . Обладает повышенным сопротивлением к нагрузкам. Если вы столкнулись с вопросом, где купить качественную арматуру в Йошкар-Оле, тогда обращайтесь в СтальСнаб.

1.4. Категория «образ автора» как инструмент типологического описания

Любое художественное произведение несет на себе отпечаток поэтического видения действительности своего творца. Категория «образ автора» в этом процессе занимает наипервейшее место и в самом широком понимании имеет статус отражения «изобразителя в изображаемом». В отечественной и западной научной мысли теория «автора» предстает как одна из самых сложных и противоречивых. Неоднозначное решение проблем связано с некоторым кругом вопросов.

В первую очередь, стоит сказать о множественности интерпретаций категории, детерминируемых направлением научного взгляда. В филологической науке одновременно сосуществуют такие понятия, как «авторское сознание» [Бутакова: 2001; Новиков: 2001], «авторская модальность» [Барлас: 1988], «говорящий субъект» [Бахтин: 1975], «авторская точка зрения» [Бахтин: 1975; Успенский: 2000], «аналог говорящего в художественном тексте (повествователь)» [Падучева: 1996], «архитектоническое» внутреннее «я» [Эмерсон: 1995]. Достаточно распространенным является понимание «образа автора» как способа и средства авторских оценок, системы организации художественного текста, субъекта, конструируемого читателем [Гончарова: 1984; Кожевникова: 1994; Ревзина: 1999; Фигут: 1996]. В рамках проводимого исследования особый интерес представляет «авторская точка зрения» как частное проявление категории.

Б. Успенский связывает это понятие с анализом структурной организации текста, характеризует его как проявление авторской или читательской позиции в речевой структуре [Успенский: 2000]. В работах Н.К. Бонецкой «точка зрения» обозначена в качестве основания методологического принципа исследования авторского начала в произведении [1988]. Данное понятие¹, с одной стороны, восходящее к виноградовской традиции обнаружения «образа автора» в тексте посредством репрезентации «субъектных сфер», «голосов» автора и персонажей; с другой — связанное с европейской традицией [Leisi: 1956; Lubbock: 1921], сформировало в современной филологической науке достаточно актуальное направление анализа авторской позиции² [Свительский: 1978], субъективации авторского повествования [Иванчикова: 1985]. Аргументированной представляется интерпретация категории «образ автора» коммуникативной теорией текста, выдвигающей в центр описания произведений понятие «речевой стратегии автора». Текст, как опосредующее звено в цепи коммуникативных отношений, реализует авторскую речевую стратегию, запрограммировавшую вторичную речевую деятельность адресата. Читатель, создавая представление о тексте, декодирует «образ автора». Если последний отражает действительность в соответствии с индивидуальным мировосприятием и своим эстетическим идеалом, то постижение смысла произведения выливается в раскрытие сути «образа автора», который как художественная категория не равен полностью ни форме повествования, ни реальной личности человека [Болотнова: 1992]. Анализ текста в функционально-семантическом аспекте приводит Т.Г. Винокур к определению отношений автор-читатель как особо важных, так как именно в их отношении к языку просматривается движущая сила процесса формирования текста [Винокур: 1993]. На основании выдвинутого положения исследователем предлагается методология анализа, нацеленная на создание типологии речевых взаимодействий говорящего и слушающего.

Общефилологическое направление научной парадигмы, поставившее во главу угла семиотический метод вкупе с системно-деятельностным и антропоцентрическим, а также наметившее обращение к эстетическим постулатам постмодернизма, не могло не повлиять на методологическую сторону анализа категории «образ автора».

С одной стороны, современная филологическая наука предлагает обращение к традиционным наблюдениям над языковым материалом, интерес к реальному словесно-художественному тексту, «реанимирование» ряда традиционных подходов, утративших свою актуальность. На этом фоне становится все более очевидной важность сопряжения структурного подхода с антропоцентрическим и системно-деятельностным, без учета которых невозможно понять не только закономерности построения конкретных текстов, но и основы языковой системы. Именно здесь в поле зрения грамматической науки попадает фигура говорящего и текст [Золотова, Онипенко, Сидорова: 1998, с. 476]. Подобный взгляд на соотношение «говорящий-слушающий» позволяет по-новому осветить проблему «образа автора», обозначить ее как универсальную категорию, характеризующую любой текст: научный, публицистический, художественный³. Авторы «Коммуникативной грамматики», ставя в центр своего внимания говорящую личность и текст как результат речевой деятельности этой личности, наполняют новым содержанием рассматриваемую категорию, формулируют понятие субъектной перспективы высказывания, определяют средства ее реализации [Золотова, Онипенко, Сидорова: 1998].

С другой стороны, наблюдается «парадоксальное» явление, касающееся специфики современного текста и его компонентов. Статус текста как самоорганизующейся материи, обладающей свойствами открытости, текучести, бесконечности, в центр внимания ставит «текст-чтение», главным признаком которого является, по Р. Барту, беспрерывное означивание, «не структура, а структурация», «принципиальная множественность». Текст не есть отчужденный объект, он, собственно, производится в процессе чтения, главное в нем — голоса, культурные коды. Категория «образ автора» в русле этого направления имеет две тенденции рассмотрения.

Первая связана с тезисом о «смерти автора» (Р. Барт; Ю. Кристева; М. Фуко и др.) и функциональной замене его читателем. Абсолютизация позиции читателя приводит к формированию таких явлений, как «стратегии интерпретации» [Fitsh: 1988], множественность интерпретаций [Рикер: 1995], «нулевой градус письма» [Богданова: 2001; Генис: 1999]. Одним из ключевых понятии выступает интерпретанта⁴.

Вторая тенденция базируется на том, что «образ автора» — это категория, характеризующая именно явление русской классической литературы, и теория В.В. Виноградова наглядное тому подтверждение. Ученый в свое время обосновал ее, ссылаясь на материал классической прозы и поэзии. Изменение объекта описания, под которым мыслится современная литература конца XX — начала XXI века привело к тому, что теоретический и методологический инструментарий языка художественной литературы не в состоянии объяснить динамику хаотически развивающихся процессов. Традиционная теория лингвостилистики во многом ориентирована на объяснение процессов с точки зрения структуры (В.В. Виноградов, Г.О. Винокур и их последователи). Однако актуализация понимания структуры как образования без центра, теория ризомы⁵ (Ж. Бодрийяр, Ф. Гваттари, Ж. Деррида и др.), реализация оппозиции «текст-дискурс» сводится к «игре масок», за которыми скрыты автор и аудитория. Данная оппозиция выводит на первый план взаимоотношения субъекта с языком. Практической целью анализа дискурса, как считает Н.К. Данилова, «становится выработка техники чтения, "автоматического анализа", позволяющего определить историческую, социальную и интеллектуальную направленность дискурсивных процессов» [Данилова: 2001, с. 23]. Следовательно, изменения, происходящие в современном гуманитарном знании, детерминируют пересмотр категории «образ автора», а может быть, и ее замену на более адекватное современной идеологеме понятие. Здесь, по мнению О.Г. Ревзиной, проявляются такие позиции: «автор как способ прореживания дискурса», «контролируемая и бессознательная самоидентификация автора через текст» [Ревзина: 1999, с. 301].

Противоречивость рассмотрения категории «образ автора» заостряет проблему, создает предпосылки для формирования интегративного решения старого вопроса. Необходимость интеграции заложена в самой возможности использования классических методов и приемов (теория В.В. Виноградова), сопряженных с постмодернистскими подходами к анализу текстов современной прозы. На перспективность данного направления указывает фактор многовекторного осмысления воззрений академика, анализ которых представлен в работах Е.А. Иванчиковой [1985; 1988] и О.Г. Ревзиной [1995]. Сопоставление теоретических размышлений академика Виноградова с позицией Р. Барта позволяет увидеть много общего. Например, провозглашенный Бартом принцип текучести, открытости текста, вызывающий игру интерпретационными кодами автора и читателя, в рассуждениях В.В. Виноградова о символе в итоге приводит к тем же характеристикам текста. Структурация дискурсов и нивелирование созидающей роли личности у Барта во многом соединяется с теорией Виноградова о многоголосии, подвижности «образа автора» в ХРС текста. Наконец, по мнению О.Г. Ревзиной, обусловленность значения символа всей композицией «эстетического объекта» обнаруживает актуализирующиеся лакуны современной парадигмы, стремящейся освободиться «от ига целостности» [Ревзина: 1995, с. 88].

В продолжение наших размышлений сошлемся на точку зрения Ю.Н. Тынянова, характеризующего литературный процесс с точки зрения эволюции жанровых форм: «любое литературное произведение независимо от времени его появления представляет собой системное явление, ряд, обязательно соотнесенный с другими рядами (произведениями). Система литературного ряда есть прежде всего система функций литературного ряда, в непрерывной соотнесенности с другими рядами» [Тынянов: 2002, с. 199]. Соотнесенность рядов предстает как «имманентное» изучение произведения в сопряжении с системой литературы в целом. По его мнению, эволюционирование форм (имеются в виду жанровые формы) вызывает изменение функций формальных элементов — эволюция оказывается «сменой» систем: «смены эти носят от эпохи к эпохе то более медленный, то скачкообразный характер и не предполагают внезапного и полного обновления и замены формальных элементов, но они предполагают новую функцию этих формальных элементов»⁶ [Там же: с. 204]. Позиция Ю.Н. Тынянова, на наш взгляд, раскрывает «новую расстановку сил» между функциями формальных элементов текста, указывает на приобретение их новой функциональной значимости, вероятно, именно этим объясняется отход на второй план категории «образ автора», репрезентация ее новой функции — автор и читатель есть пересечение множества всевозможных дискурсов.

На фоне эволюционных процессов в области литературы и изменяющего научного пространства можно констатировать многочисленные подходы к определению статуса категории «образ автора», заложенные еще в работах В.В. Виноградова⁷. Позиции современных исследователей позволяют квалифицировать «образ автора» как категорию методологическую [Корман: 1971; Чудаков: 1980], эстетическую [Бонецкая: 1986], поэтическую [Новиков: 2001], интерпретационную [Чувакин: 2001], когнитивную [Бутакова: 2001]. Однако жизнеспособность категории определяется не отдельно взятым аспектом ее изучения, а именно синтезом разных позиций, а также координатами современной научной парадигмы, требующей «создание новой, универсальной теории автора, в которой нашли бы решение упущенные (или нерешенные) проблемы эстетической природы литературы, цельности и целостности произведения, что предполагает усиление внимания к центрообразующей функции автора» [Большакова: 1998, с. 17]. На этом фоне первостепенное значение имеет постановка вопроса об актуализации типологического изучения категории.

Лингвопоэтический аспект рассмотрения художественного текста, принятый в работе, позволяет говорить о взаимодействии эстетического, поэтического, интерпретационного взглядов в соединении с методологическим подходом.

Методологический статус категории «образ автора» Б.О. Корманом видится в понимании «автора» как некой концепции, некоего взгляда на действительность, выражением которого является все произведение: «единым носителем творческой концепции произведения, точки зрения на мир, заключенный в нем, является образ автора, стоящий за всей системой произведения <...>. Автор непосредственно не входит в текст: он всегда опосредован субъективными или внесубъективными формами. Представление об авторе складывается из представлений об этих формах, их выборе и сочетании» [Корман: 1971, с. 200—201]. Позиция исследователя во многом близка постулату М.М. Бахтина «об авторской вненаходимости высшей», а также мнению В.В. Виноградова об «образе автора» как «организационном центре», который объединяет и языковые, и идеологические, и эстетические моменты в индивидуальном стиле писателя.

Методологический взгляд на «образ автора» в работах А.П. Чудакова вырастает на основе общефилософского осмысления композиционно-речевых структур, представленных в теории В.В. Виноградова. В интерпретации литературоведа концепция «автора» характеризуется как стилистическая и философская категория. Ссылаясь на точку зрения академика, исследователь в качестве методологически значимых выдвигает положения: 1) «образ автора» представляет собой достаточно широкое явление, вмещающее эмоционально-идеологические и литературно-композиционные аспекты художественного «я» автора; 2) «образ автора» — это медиум, через чье посредство социально-языковые категории трансформируются в категории литературно-стилистические. Процесс возможных трансформаций одних категорий в другие в научном наследии В.В. Виноградова высвечивает ряд значимых для проводимого исследования проблем: рассмотрение «образа автора» сквозь вектор характеристик коммуникативной деятельности и репрезентативной функции языка, доказывает эвокационную сущность категории; принципиально подчеркнуть, что вероятные «трансформации также задают типологическое пространство возможностей структурных форм художественной речи» [Ревзина: 1999, с. 304].

Понимание «образа автора» как эстетической категории связывается с явлением ситуации эстетического опыта читателя. Н.К. Бонецкая по этому поводу отмечает: «восприятие художественно изображенной жизни как жизни действительной, буквально довершенной к тому, что показывается и говорится, составляет важный момент эстетического переживания <...>. Погружаясь в "жизнь" изображенную, мы постепенно втягиваемся в авторскую активность» [Бонецкая: 1986, с. 246—248]. Отсюда следует: образ автора — эстетическая категория, встающая за каждым художественным элементом произведения. Само соотношение авторского и неавторского приобретает динамический характер.

Поэтическая сущность рассматриваемой категории проистекает из ее способности быть детерминантой литературного произведения. По мнению Л.А. Новикова, поэтическая функция в тексте заключается в том, чтобы «в объекте поэтического изображения найти его субъект, в изображенном открыть изобразителя» [2001, с. 184]. Отражение изобразителя и есть «образ автора». Авторское начало как поэтическая категория может быть рассмотрено при обязательном наличии двух субъектов художественной коммуникации: автора и читателя. Ученый пишет: «образ автора как своеобразная иерархически самая высокая поэтическая категория, создаваемая творчеством писателя и воссоздаваемая сотворчеством читателя (выделено нами. — Г.К.), представляет собой <...> главную особенность его содержания и структуры, определяющую его специфику, направление и характер развертывания и развития. Она является наиболее адекватной категорией для постижения потока авторского сознания» [Новиков: 2001, с. 185]. Итак, поэтическая значимость «образа автора» исходит из особенностей художественной коммуникации и направлена в сторону интерпретационного процесса.

Интерпретационная значимость «образа автора» мыслится в рамках коммуникативно-деятельностной парадигмы, переместившей в центр науки о языке феномен «единства Говорящего-Слушающего». Действительно, процесс восприятия и интерпретации текста не может происходить вне рамок художественной коммуникации, о чем свидетельствуют многочисленные работы исследователей (см.: [Васильев: 1988; Дымарский: 1999; Каменская: 1990; Кузьмина: 1999; Лотман: 1992; Николина: 2002; Фатеева: 2000]). Немаловажное значение имеет сосредоточение внимания на обусловленности данной категории самим предметом изучения⁸. Приведем замечание А.А. Чувакина: «хотя предмет осуществляет известное "давление" на категорию, "подгоняя" ее под себя, тем не менее, ее сущностные характеристики остаются неизменными, что обеспечивает тождество категории во всех ее проявлениях и ее жизнеспособность — возможности использования применительно к разнообразным текстовым материалам» [2001, с. 109]. Модифицирование речевой структуры образа автора лежит главным образом в сфере вариативности его субкатегорий, к которым, как известно, в теории В.В. Виноградова причислены речевые партии повествователя и персонажей, композиционно-речевая организация и языково-стилистическая структура текста. Анализ «образа автора» в текстах художественной прозы конца XX века позволил А.А. Чувакину выявить два вектора трансформации категории: 1) развитие самого предмета изучения усложняет образ автора как единство трех субкатегорий — вносит модификации в его структуру; 2) сложность образа автора детерминируется новыми связями современных художественных текстов (имеется в виду фактор семиозиса и интеркоммуникативности). Трактуя проблему автора с учетом бытования текста в коммуникативном пространстве, исследователь приходит к выводу о различных видах трансформации «образа автора» на внутритекстовом уровне. Репрезентация ее усложненного варианта — это один из инструментов, посредством которого осуществляется взаимодействие автора с читателем. А.А. Чувакин пишет: «категория образа автора задает основные направления и инструментарий интерпретационной деятельности Человека Читающего, что позволяет ему представить текст целостно» [2001, с. 115]. Важность высказанных соображений для проводимого исследования кроется в установлении трансформационной сущности «образа автора», подтверждающей актуальность проблемы типологического рассмотрения художественного текста.

Представленные нами аспекты квалификации категории «образ автора» наглядно демонстрируют, насколько близки в своих рассуждениях сторонники той или иной концепции. Думается, что именно лингвопоэтический взгляд как неотъемлемая часть филологического подхода, интегрируя концептуально значимые положения, позволяет расценить категорию в качестве системообразующей⁹.

Общефилологическое направление современной научной парадигмы, категориальная неоднозначность в определении «автора» (субъект речи, позиция автора, точка зрения автора, словесно-речевая структура, речевая структура персонажа и рассказчика, тип повествования) позволяют нам утверждать, что категория «образ автора» в трактовке В.В. Виноградова есть величина более абстрактного (родового) порядка и часть проблемы субъективного. Являясь многоуровневым образованием, она одновременно погружена в мир текста и находится «над» ним (ср.: с позицией М. Бахтина), создана автором, но не равна ни его личности, ни простому объединению речевых структур повествователя, субъектов речи, она — «идейно-стилевое производное» от своих составляющих. Фактор многоуровневости (внутритекстовый, надтекстовый) проявления «автора» заявляет о его возможности подвергаться типологическим процедурам. Категория «автора» в наследии В.В. Виноградова получила монографическое описание¹⁰. Именно ему удалось высветить ее множественные лики и грани. Основополагающее значение в этом отношении имеет работа «О теории художественной речи», в содержании которой не только раскрыты многоаспектные подходы к анализу и интерпретации «образа автора», но, как нам кажется, определен вектор дальнейших исследований, не потерявший своей актуальности и на рубеже XX—XXI веков. Жизнеспособность идей ученого в современном научном пространстве детерминирована содержательным наполнением самой категории. Органическое взаимодействие ее структуры с развитием системы стилей литературных течений и их индивидуальных вариаций означает динамику понятия, вариативность, эволюционность, потенциально заложенную в речевой структуре образа автора.

В современной гуманитарной парадигме концепция «автора» В.В. Виноградова до сих пор существует в диалогическом взаимодействии с современными теориями автора (см.: [Барт: 1989; Booth: 1961; Кристева: 2004; Фрайзе: 1996; Фуко: 1977]), благодаря которым сформировался достаточно широкий контекст, наметились одновременно перспективные области рассмотрения категории. Само же учение В.В. Виноградова, как отмечает О.Г. Ревзина, представляет собой «синтез того жизнеспособного, что явлено в двух научных парадигмах — той, которой еще предстояло свершиться на протяжении XX века, и той, которая ее сменила» [1995, с. 89]. Анализ работ академика наглядно демонстрирует идеологему теоретико-деятельностного, антропоцентрического, риторического подходов, что, по мнению Г.А. Золотовой, связано с «очеловечиванием своего предмета». В.В. Виноградов, например, неоднократно настаивал: «в реалистическом искусстве автор, прикрываясь или закрываясь приемами мнимого фотографического бесстрашия и объективной созерцательности, иногда предоставлял читателю самому оценивать изображаемую им "действительность" и как бы удалялся с поля возможных рассуждений и оценок» [Виноградов: 1971, с. 178].

Ведущим в теории «автора» Виноградова является принцип многоаспектности, тесно связанный с пониманием стиля: «структура "образа автора" — это сочленение компонентов: стиля отдельного художественного произведения, стиля всего творчества писателя, стиля литературной школы или направления. Компоненты, составные части этой структуры есть разные проявления данной категории. В проекции на индивидуальный стиль того или иного писателя, категория определяется формами воплощения "образа автора". Особенности манеры письма открывают лингвопоэтическую перспективу творчества того или иного писателя в коммуникативном аспекте, ибо только читатель способен оценить произведение, а формы воплощения "образа автора"» — это способы выхода пишущего на контакт с аудиторией. Процитируем достаточно известное и вместе с тем емкое определение В.В. Виноградова: «образ автора — это индивидуальная словесно-речевая структура, пронизывающая строй художественного произведения и определяющая взаимосвязь и взаимодействие всех его элементов» [1971, с. 151—152]. «Понятие стиля, — отмечал академик, — является везде и проникает всюду, где складывается представление об индивидуальной или индивидуализированной системе средств выражения и изображения, выразительности и изобразительности, сопоставленной или противопоставленной другим однородным системам» [1961, с. 8]. Объективный анализ стиля академик связывает с историческим, а точнее хронологическим методом. В его теории выстраивается строгая логическая цепочка, определяемая последовательным появлением и рассмотрением отдельных произведений писателя через призму названной категории.

Таким образом, органичная связь «образа автора» как центра, фокуса, синтезирующего все стилистические приемы произведений словесного искусства с понятием стиля, позволяет обозначить категорию как типовую и «интерпретативную единицу», несущую отпечаток творческого сознания создателя, а также как инструмент в распознавании стиля [Брандес: 1971]. Связь со стилем и совокупностью стилей, художественной речью, динамикой типов и форм этой речи, как считает Л.О. Бутакова [2001], — принципиальный момент рассматриваемой концепции. Характеристика индивидуального стиля посредством описания «образа автора» открывает прямой путь к типологическому осмыслению произведений, ибо стиль находится в неразрывной связи с понятием целостности, значимой для нашего исследования. Уместно в связи с этим привести точку зрения Е.А. Иванчиковой, растолковывающей позицию Виноградова: «академик делает ставку на последовательное раскрытие вариантов образа автора в произведениях разных жанров одного писателя, чтобы на этом фоне убедительнее и ближе к истине детально описать речевую структуру образа автора в том или ином отдельном его произведении» [Иванчикова: 1985, с. 130].

Методологическая сторона, принципы и приемы подобного описания отвечают идеям разрабатываемой нами концепции лингвопоэтической типологии текстов. Как уже было отмечено выше, «образ автора» рассматривается как инструмент типологического описания ХРС рассказов, при этом принципиальное значение имеет установленный признак многоаспектности категории. Уровни (внутритекстовые и надтекстовые) проявления авторского лика обладают фактором лингвопоэтической значимости, заключенной в готовности выполнять художественно-эстетическую функцию путем реализации определенных принципов¹¹. На основании данного положения уровни «образа автора» рассматриваются нами в качестве параметров типологизации текстов малой прозы, то есть признаков, на основе которых объединяется все множество типологизируемых объектов. В связи со сказанным представляется возможным обратиться к характеристике каждого уровня.

На внутритекстовом уровне «образ автора» рассматривается как один из способов языковой репрезентации авторского лика в структуре речевой композиции. Проявление данного уровня Виноградов детально описывает на примере сказового повествования. Здесь «образ автора» соединяется с «образом рассказчика», который интерпретируется как «речевое порождение автора <...>, форма литературного артистизма автора. Образ автора усматривается в нем как образ актера в творимом им сценическом образе. Соотношение между образом рассказчика и образом автора динамично даже в пределах одной сказовой композиции, это величина переменная» [1971, с. 118]. Исследователем отмечаются случаи расширения «образа рассказчика» до «образа автора». В зависимости от авторской «личины» формируется стиль, манера повествования. Данный аспект понимания категории «образ автора» формирует принцип динамической субъектно-экспрессивной изменчивости авторского лика и, как следствие, риторического прочтения текста. «Перевоплощаемость», «обратимость» «образа автора», «скольжение по разным субъектно-речевым сферам»¹² в ХРС произведения, с одной стороны, есть непосредственная проекция в индивидуальный стиль писателя, с другой — фактор, активизирующий интерпретационную деятельность читателя. Типологическое сопоставление произведений Пушкина («Пиковая дама», «История села Горюхина», «Повести Белкина», «Капитанская дочка») на основе динамической субъектно-экспрессивной изменчивости авторского лика позволило В.В. Виноградову сформулировать, на наш взгляд, важное правило: «взаимодействие разных авторских ликов существенно изменяет всю систему субъектного изображения, но общие тенденции, состоящие в структурном смешении и переплетении разных субъектных оболочек, остаются ненарушенными» [1980, с. 238].

В области композиционно-речевой организации данный принцип проявляет себя посредством разрушения субъективной монополии авторского монолога, знаком динамической перевоплощаемости автора становится субъективное многослойное диалогическое повествование. Здесь возникает внутренняя драматизация, внутренняя борьба, движение и столкновение смыслов в пределах одного повествовательного контекста, что приводит к организации принципа соотношения разных смысловых позиций и формирует в теории Виноградова уровень проявления «образа автора» как «авторской точки зрения», «авторской субъектно-речевой сферы», в соотношении с аналогичными репрезентациями персонажного слоя. Названный уровень в интерпретации исследователя высвечивает категорию субъективной авторской позиции: «Необычайность речевых построений, конечно, поражает как своеобразная эстетическая игра — и в аспекте "образа автора" осмысляется как писательский прием, выполняющий ту или иную художественно-характерологическую функцию» [Виноградов: 1971, с. 123].

Проблема субъективации авторского повествования параллельно находит отражение в работах М.М. Бахтина¹³, а в дальнейшем в исследованиях Г.О. Винокура, где интерпретируется как категория субъекта. Принцип обнаружения и соотношения смысловых позиций может быть раскрыт во всей полноте именно путем интеграции точек зрения данных исследователей. Так, например, М.М. Бахтин в своих рассуждениях исходит из следующего положения: «образ автора — это образ особого типа, отличный от других образов произведения, но это образ, а он имеет своего автора, создавшего его <...>. Увидеть и понять автора — это значит увидеть и понять другое, чужое сознание и его мир, то есть другого субъекта (выделено нами. — Г.К.)» [Бахтин: 1986, с. 304305]. Итак, разъясним: «образ автора» квалифицируется как субъект второго уровня (внутритекстовый, «двуединый образ» наряду с любым образом персонажа); автор — субъект первого уровня («носитель чисто изображающего начала»). Категория субъекта рассматривается исследователем через призму текста (высказывания), отсюда и подобные размышления: «событие жизни текста, то есть его подлинная сущность всегда развивается на рубеже двух сознаний, двух субъектов» [Бахтин: 1986, с. 301]. Данный тезис можно признать безоговорочно, если иметь дело только с актом коммуникации как взаимодействием субъекта-автора с субъектом-читателем (слушателем), но если обратиться к «жизни текста» (высказывания) изнутри его самого, то необходимо говорить о триаде субъектов. Именно на таком понимании настаивает Г.О. Винокур: «во всяком тексте есть тот, кто говорит, субъект речи, хотя бы слово я в нем ни разу не встретилось. Не требует доказательств, что в художественном произведении субъект речи есть одно из явлений художественной фантазии и потому не сводимо без остатка к соответствующей реальной биографической личности» [1991, с. 48]. Собственно, об этом пишет и М. Бахтин, рассматривая жизнедеятельность высказывания в конкретных условиях речевого общения, где наблюдается целый ряд полускрытых и скрытых чужих слов разной степени чуждости: «высказывание изборождено <...> далекими и еле слышными отзвуками смены речевых субъектов и диалогическими обертонами, до предела ослабленными границами высказываний, совершенно проницаемыми для авторской экспрессии» [Бахтин: 1986, с. 288]. Смена речевых субъектов приобретает в концепции литературоведа-философа методологическую наполненность, ибо данный признак позволяет реально увидеть, наличие различных субъектно-речевых сфер как ценностно-смысловых позиций, выявить характер взаимодействия различных точек зрения в «плане идеологии, фразеологии, пространственно-временной характеристики, психологии» [Успенский: 2000, с. 18].

Объединяющим началом двух рассмотренных уровней интерпретации «образа автора» выступает речевая структура образа автора, организация которой опирается на принцип структурности: «образ автора — это форма словесного построения, композиционные типы которой очень многочисленны, исторически изменчивы и еще не вполне ясны. Как и всякая словесная форма, он структурен, то есть является единством формальных "сочленений", которые обусловлены многообразием речевой экспрессии» [Виноградов: 1971, с. 189]. Структурными компонентами (семантическими составляющими) «образа автора» служат разные формы и типы речи, разные стили. Речевая структура образа автора раскрывается в смене и чередовании ее субкатегорий (РППов и РППерс). Субкатегории характеризуются особой функциональной значимостью, заключающейся в следующем. Рассказчик (повествователь) определяется, во-первых, как посредник между автором и миром художественной действительности, во-вторых, как особый субъект речи, несущий лингвопоэтическую нагрузку, заключающуюся в воспроизведении и преобразовании разных языковых сфер. Формы включения разных субъектно-речевых сфер в речь рассказчика (повествователя) различны, наблюдается «полное поглощение речевых своеобразий персонажей языковой экспрессией рассказчика — до сохранения в литературной "транскрипции" всех индивидуальных особенностей устного диалога» [Виноградов: 1971, с. 190]. Функциональная значимость персонажных партий состоит в «готовности» не только преобразовываться, но и преобразовывать, получая статус нарративного слоя.

Описание форм взаимодействия субъектно-речевых сфер, представленное В.В. Виноградовым, тесно соприкасается с позициями М.М. Бахтина и В.Н. Волошинова¹⁴. Воспроизведение «чужого слова», внедрение его в иной контекст и преобразование по «законам» этого контекста — в концепции Бахтина-Волошинова — обязательное условие бытия текста (высказывания). Как считает М.М. Бахтин, «диалогические обертоны» — это сущностное качество высказывания, детерминирующее его природу.

Интерпретации категории «образ автора» в теориях ученых в целом доказывают принцип двуединой структуры «автора», приводящий, по справедливому замечанию А.Ю. Большаковой, к «усложненной диалектической модели "образа автора", свидетельствующей об эмпирическом признании учеными и внутри- и вненаходимости "автора", в зависимости от его развернутости к героям и к читателю» [1998, с. 19]. Принцип двуединой структуры «автора» работает следующим образом. Являясь участником события, находясь в том же времени-пространстве, что и герои, автор максимально приближается к сфере их сознания — это есть «внутритекстовый» автор (М.М. Бахтин), или субъект речи, представленный маской рассказчика (повествователя) (В.В. Виноградов). Вспомогательными принципами оказываются субъектно-экспрессивная изменчивость, «перевоплощаемость» автора, риторическое прочтение. Репрезентация «автора», занимающего позицию «вненаходимости высшей» («внетекстовый» автор — Бахтин; авторская позиция, точка зрения — Виноградов), актуализирует принципы: риторического прочтения, соотношения «точек зрения», «смысловых позиций», структурности «образа автора».

«Двуединство» структуры и лингвопоэтическая нагруженность «образа автора» принципиально важны для проводимого исследования, ибо выстраиваемая целостная картина особенностей репрезентации «образа автора» открывает путь в сторону типологизации текстов малой прозы Шукшина по целому ряду параметров, вскрывает принципы и закономерности развития художественной системы писателя.

Монографическое описание категории В.В. Виноградовым, его последователями и оппонентами является доказательством того, что жизнедеятельность «образа автора» предопределяется вышеперечисленными принципами. Уровни проявления категории находятся в неразрывном единстве. Единство уровней в анализе родственных или однородных структур выводит «образ автора» в область типологического осмысления. Гибкость, универсальность, фактор лингвопоэтической значимости, заключенный в принципах организации авторского начала — это те предпосылки, которые, подчеркнем еще раз, дают возможность обозначить уровни интерпретации «образа автора» в качестве параметров для создания многовекторной лингвопоэтической типологии текстов малой прозы Шукшина. Особенность проявления авторского лика на том или ином уровне способствует формированию определенного лингвопоэтического типа текста рассказа как системы соотношения признаков жанрового и композиционно-речевого оформления с точки зрения аккумулирования смысла в сторону читателя. Многоуровневая типология призвана отразить целостную картину изучаемых объектов (текстов рассказов) путем их системного способа репрезентации.

Идеи исследователей в области многовекторной интерпретации «авторского начала», установления статуса категории рассматриваются нами в качестве вспомогательных при рассмотрении инструментальной функции «образа автора» в процедуре типологизации текстов.

Примечания

1. Принципиальное значение для проводимого исследования имеют также интерпретации «точки зрения», представленные в работах П. Рикера 1) «источник, направление и угол падения света, который одновременно освещает субъекта и улавливает его черты» [Рикер: 2000, с. 103]; 2) угол зрения, под которым излагаются события; 3) «адресованное читателю приглашение направить взгляд в ту же сторону, что автор или персонаж» [Там же: с. 107]; 4) точка зрения «отвечает» на вопрос: «откуда воспринимается то, что показано в рассказе?» [Там же: с. 106].

2. Авторская позиция определяется вслед за В.А. Свительским «как эстетически ориентированное, структурно воплощенное отношение художника к жизни, не существующее вне произведения и выясняющееся из самого строения поэтического мира» [1978, с. 6].

3. Данный подход отражен в работах Т.М. Михайлюк [1996], Г.А. Золотовой, Н.К. Онипенко, М.Ю. Сидоровой [1998].

4. Термин принадлежит М. Риффатеру [Riffaterre: 1979] и обозначает характеристику знаков, функция которых заключается в руководстве читателем. Категорически отрицается существование единого авторского текста, а следовательно, и категории «образ автора» как индивидуального речевого стиля.

5. Ризома, вслед за М.А. Можейко, понимается как «внеструктурный и нелинейный способ организации целостности, оставляющий открытым возможность для имманентной автохтонной подвижности и, соответственно, реализации ее внутреннего креативного потенциала самоконфигурирования» [Можейко: 2001, с. 656].

6. Процесс формирования новой функции показан Ю. Тыняновым на следующем примере: «когда "бледнеет" представление значения, слово, выражающее представление, становится выражением связи, отношения, становится служебным словом. Иными словами, меняется его функция. То же с <...> "побледнением" любого литературного элемента: он не исчезает, только функция его меняется, становится служебной» [2002, с. 194].

7. «Образ автора может быть обращен в разные стороны его восприятия и изучения. Вдумчивый художник, исследуя какого-нибудь писателя, заинтересовавшего его своим творчеством, создает образ — целостный и индивидуальный. Этот образ является одновременно отпечатком творческого сознания его исследователя или поклонника и вместе с тем отражением объективных качеств художественных свойств стиля и личности самого предмета изучения» [Виноградов: 1971, с. 156].

8. Речь идет о классической художественной прозе и прозе конца XX века.

9. Наша позиция представлена со ссылкой на работы Бонецкой [1986], Бочарова [1974], Драгомирецкой [1991], Кожинова [1977], Кормана [1971], Чудакова [1980].

10. Стоит заметить, что ученый не сразу сформулировал само определение и выявил сущностные качества категории. В ранней работе «К построению теории поэтического языка» при описании категории «автора» четко просматриваются такие номинации, как «всеобъемлющее художественное "я" автора», приемы «конструирования образов рассказчиков» или «писателей» как «заместителей» автора или же как персонажей его творчества, «единое художественно-языковое сознание», «индивидуальный стиль». В более поздних работах академик Виноградов достаточно четко формулирует категорию, называя ее «образ автора», раскрывает ее лингвопоэтическую природу: «проблема образа автора, являющаяся организационным центром или стержнем композиции художественного произведения, играющая огромную роль в системе как индивидуального стиля, так и стиля целых литературных направлений, может изучаться и освещаться в плане литературоведения и эстетики, с одной стороны, и в плане науки о языке художественной литературы, с другой. Естественно, что оба этих подхода, разных метода исследований одной и той же проблемы, одного и того же предмета будут обогащать и углублять друг друга» [Виноградов: 1960, с. 35].

11. В данном случае под принципом понимается основная особенность в организации того или иного уровня «образа автора».

12. Используя метафору «литературного маскарада», ученый достаточно подробно описывает механизм динамического перевоплощения автора: «В литературном маскараде писатель может свободно, на протяжении одного художественного произведения, менять стилистические и образно-характеристические лики и маски. Для этого ему нужно лишь большое и разнородное языковое хозяйство. Такой художник — реформатор художественной речи — превращает свое произведение в пестрый убор, сотканный из вариаций разных форм <...> речи» [Виноградов: 1971, с. 128—129].

13. В.В. Виноградов и М.М. Бахтин решают одну проблему — проявления авторского начала, однако пути, по которым они идут, различны: первый ищет ответ на вопрос в области лингвостилистики, второй — в области философии и эстетики.

14. Идеи, выдвинутые данными исследователями, в дальнейшем определили теорию эвокации [Скаличка: 1963; Чувакин: 1995] в сфере художественного текста, а также коммуникативно-прагматическое направление [Дейк: 1989; Кузьмина: 1999] в рассмотрении акта коммуникации между автором и читателем.